Премьера в «Ильхоме»: «Жестяной барабан»

На сцене «Ильхома» показали премьеру спектакля «Жестяной барабан». На протяжении всего действия я метался сразу между двумя немецкими первоисточниками — нобелевским романом Гюнтера Грасса и одноименным фильмом Фолькера Шлёндорфа. В итоге вышло что-то собственное, движущееся само по себе.

Типичная инсценировка Грасса — марафон, выдержать который дано не каждому. «Жестяной барабан» — дебютный роман писателя (1959 год), который через 40 лет принес ему Нобелевскую премию. «Если бы я родился на три-четыре года раньше, я бы оказался в числе военных преступников», — эта цитата Грасса довольно точно определяет мейнстрим немецкой послевоенной литературы, прививавшей своим согражданам чувства общей вины за случившуюся трагедию нацизма.

Шлёндорф в своей почти трехчасовой киноверсии «Жестяного барабана» (1979 год), взявшей и Оскара, и Пальмовую ветвь в Каннах, привнес в первоисточник открытую визуальную экспрессию и неподдельную страсть. История «взрослого ребенка» Оскара, который не захотел расти в знак протеста против взрослой жизни, дала возможность режиссеру снять свою самую лучшую работу, которую кинокритики стройными голосами помещают в десятку лучших картин XX века.

Нынешнему поколению театральных зрителей все эти морально-исторические инвективы могут показаться лишними. Период развития Германии между двумя мировыми войнами кажется молодой публике «Ильхома» чем-то уже далеким и архаичным. Вот начинается какая-то сцена в спектакле, и сразу вспоминаешь, а как же это было в романе. Сидишь на премьере и ждешь, когда же кинематографические герои Шлёндорфа начнут мешать «Ильхому», поставившему на афишу название «Жестяной барабан». Вздохнешь — и смотришь себе дальше.

В сложной геометрии романа режиссер постановки, худрук театра Борис Гафуров отсек побочные ветви фабулы, пожертвовал пространными диалогами и сложными характерами, пожалуй, ради своего собственного высказывания — о театре, о свободе творчества, об искусстве художественного компромисса.

Сама идея конформизма в постановке «Ильхома» сочетается с любовным треугольником вокруг матери главного героя (Христина Белоусова) и двумя ее воздыхателями (Максим Фадеев и Бернар Назармухаммедов). История, которую они разыгрывают, очень знакома простому зрителю. Про то, как фальшь и примат плотских удовольствий разбивают чувства. А маленький герой Оскар (Владимир Юдин), разбивая лоб о каменный погреб, разбивает противоречивый мир «странных взрослых» и их двусмысленных отношений.

В части идеи торговли плотью постановка забирается на территорию китча, используя сюжетную линию романа о литературном знакомстве Оскара с похождениями Григория Распутина в декадентствующем Петербурге. Герои спектакля приобретают повадки не то коверных, не то уличных комедиантов, в париках и чрезмерном гриме. Так что если уж и заняться киноцитированием, то на ум приходит уже не фильм Шлендорфа, а «Кабаре» Боба Фосса.

Но даже в таком антураже набеленное лицо Владимира Юдина — очень точное попадание актера и режиссера. Для такого спектакля Гафурову и не нужен был двенадцатилетний нордический блондин Давид Беннент, этакий Джельсомино времен третьего рейха, разбивающий в фильме Шлёндорфа своим голосом в дребезги стеклянный быт нацистской Германии.

Большую часть спектакля Юдин точно и талантливо выполняет рисунок роли. Его герой — это артистический Пьеро, которого сложно представить бьющего в экзальтации в свой любимый жестяной барабан, мешая фашистскому торжеству. Но тем самым он повышает ставки своих финальных сцен. В камерной тишине зала голос актера вкрадчив, пугающе спокоен и оттого драматически выверен. Не сыграл бы финал — все оказалось бы лишним вместе с декадентской клоунадой, хореографией на троих, барабанщиком на макушке сцены, киноэкраном и прочими атрибутами шоу.

Герой в романе Грасса в свои тридцать лет строит серьезные планы на будущее. На сцене «Ильхома» Оскар возвращается обратно в лечебницу (в цирк, в театр, как угодно), то есть все-таки в мир иллюзий и обмана. Фильм и роман живут в памяти сам по себе, спектакль идет сам по себе. Новая постановка «Ильхома» нашла свое собственное сценическое место в репертуаре театра.