Домик в Армагеддоне. Денис Гуцко
Роман об Армагеддоне в головах сегодняшних молодых представителей нации.
Молодые парни, любящие свою страну с больным патриотизмом, живут в Стяге — лагере армейского типа с церковными порядками, где их готовят к надвигающемуся Армагеддону, когда тех, кто «ковыряется», «ноет» и просто «боится жить» в такой великой стране, наконец, расплющит из-за их никчемности; останутся самые преданные и сильные. Тут надвигается Армагеддон местного масштаба — война против застройщиков, которые собираются возвести здесь русский Лас-Вегас, центр всех удаленных из больших городов казино. Подросток Фима, главный герой, паренек с большими амбициями и несформированными жизненными принципами, разочаровывается мягкостью администрации лагеря, и решается на действия, за которые Стяг потом и прикрывают. Тут же, правда, находится другой подобный лагерь, Сотня, куда перекочевывает вся молодежь, но это уже неважно: Фима ожидал не этого, не похожи эти люди на тех, кто будет Родину освобождать. Сотня собирается идти крестным ходом на строителей игрового города, но, словно в доказательство домыслов Фимы, ни к чему это не приводит, а заканчивается даже совсем курьезно…
Гуцко наконец написал новую большую вещь (после «Русскоговорящего» — книги, сделанной из двух романов, один из которых с большим скандалом взял Букера, писатель, казалось, совсем ушел в короткий жанр). И снова у него получилась история о невнятном, вязнущем в своих мыслях и желаниях человеке, который не может отделаться от роли «чужого» среди «своих», не знает, как общаться с родителями; вместе с тем болеет за Родину и не хочет никому ее отдавать. Просто ничего другого у него больше нет. Непутевый герой Митя из романа «Без пути-следа» (прототипом которого стал сам Гуцко) вспоминается не раз: армагеддоновский Фима на него очень похож. Но каждый раз вспоминаешь и думаешь: а ведь Митя был гораздо цельнее. За него можно было переживать; его поступки были бестолковыми, но были понятны хотя бы мотивы. С Фимой все не так — и, думается, это оттого, что автор «не дописал» его: биографию, размышлений, даже простых диалогов, в которых герой мог как-то изъясниться, открыться. Понятно, что главная идея «Домика» заключается именно в «тупиковости» и обреченности всех идеологий, манящих молодежь призывами «возродить Россию», потому как ведомы они вот такими подростками, слабо представляющими, чего они хотят — это Гуцко смог показать, и за это ему, конечно, спасибо; но осталось ощущение, что создавалось не художественное произведение, а манифест-обращение — слишком все быстро и необъяснимо.
«Домик в Армагеддоне» оказался не такой уж и большой вещью даже по размеру. Это скорее повесть. Повесть с неизменно богатым, фирменно гуцковским текстом. Который весь роман не спасает.