Люди в голом. Андрей Аствацатуров
Записки филолога с юмором: в чем сходство между нашими и зарубежными туалетами, или как известный знаток Федор Двинятин создавал рок-группу.
40-летний филолог, преподающий в университете, написал автобиографичный роман, в котором вспомнил друзей, учителей, коллег и просто «прохожих» — людей, что, как и у всех нас, были частью зрелости, юности и детства доцента — начиная с самого первого класса. Абсолютно непонятно, чем может быть такая книга интересна (до нее автор отметился выходом двух научных монографий: «Т.С. Элиот и его поэма „Бесплодная земля“» и «Феноменология текста») — до тех пор, пока не доберешься до… мм… 4-й страницы, когда начнешь хохотать как ненормальный, и после чего от чтения уже не оторвешься.
Откинув всякую мысль о мемуарах как полный абсурд, Аствацатуров занимает удобное — и незаметное — место в уголочке, откуда и наблюдает преспокойно за всем происходящим. «…Наверное, сборище полуобразованных высокомерных недоумков, возомнивших себя богемой. Скучно-то как. Да и черт с ними со всеми. Хотя бы поем. Надоест — извинюсь и уйду». В итоге отстраненный скучающий герой действительно много ест, но скоро уходить не собирается, успевает влипнуть в очередную глупую ситуацию, поиск выхода из которой превращается в полновесную комедию со смехом после каждой реплики. И если вы готовы не задумываться всерьез о том, что автор иногда «перегибает палку, говоря о знакомых не очень льстиво, а просто провести свободное время за забавным чтением, эта книга для вас.
«Люди в голом» — случай, когда обманутые ожидания и неоправданные надежды оборачиваются неожиданным и приятным плюсом. Во-первых, это, конечно, не роман, как написано на обложке, а эдакий сборник анекдотичных баек и небылиц про людей, знакомых не только автору — большинство из них были известны когда-то, или известны сейчас; что придает еще большую комичность этим коротким рассказам, на которые поделена вся книга — читай хоть с середины. Во-вторых, обманываешься в ожидании сложночитамой вещи от филолога — «роман» прочитываешь махом и хочется добавки. Но здесь сытым не станешь: такого рода повествование может длиться до бесконечности, а героем его — раз уж им стал даже туалет — может стать хоть лифтерша. Ловишь себя на мысли, что не являешься студентом Аствацатурова и это хорошо; потому что, как уважающий себя человек, как-то должен был бы ему сказать, что первая книга учителя могла быть и посерьезней.