Рецензия на премьеру «Ильхома» «Танец Дели»: меньше слов, больше тела

В новый год театр «Ильхом» вошел с очередной премьерой — спектакль «Танец Дели» поставлен по мотивам пьесы Ивана Вырыпаева, одного из адептов российской современной драмы. Скорее всего, именно словосочетание «по мотивам» открыло для создателей спектакля щедрый ящик интерпретации текста произведения. Поэтому на выходе у массового зрителя вполне резонно может возникнуть вопрос — о чем все это?

Высоколобый критик, зачастую после очередной премьеры «Ильхома», блуждает на смысловом перепутье — или пьеса очень сложна, или режиссеры не умеют в постановках выразить свои заветные мысли, или, как говорится, «банан оказался просто бананом». Но о новом спектакле коллектива Марка Вайля ничего такого не скажешь.

Приглашенная для постановки российский режиссёр Екатерина Кислова продемонстрировала на все сто умение воплотить ясность поставленной цели. Супруга Владимира Панкова, создателя московской студии SounDrama, не только пополнила копилку семейного опыта совместных работ с «Ильхомом», но и точно знала, чего хочет добиться. Порыв такой режиссерской настойчивости, как иногда бывает на любой сцене, совместим с тем самым действием, когда вместе с водой выплеснули и ребенка.

«Водой» в новом спектакле «Ильхома», конечно же, оказался текст Вырыпаева. Сюжетно «Танец Дели» устроен как шляпа иллюзиониста: в ней постепенно можно обнаружить все новые и новые сюжетные повороты и детали. Так что, если не хотите идти на поводу у замысла драматурга, решительно не читайте следующий абзац.

А для остальных поясним, в чем дело. Пьеса Вырыпаева состоит из семи мини-пьес, семи вариаций одной и той же истории. Каждая из них начинается с сообщения о чьей-то смерти: сначала матери главной героини, потом жены ее любовника, потом самого любовника, далее самой героини, и наконец — подруги матери. Герой, объявленный умершим в одной из семи частей, в следующей вполне может появиться среди живых — смерть и жизнь идут здесь по кругу.

И в центре этого вращения тот самый танец Дели, придуманный героиней — танцовщицей, после посещения ею рынка индийской столицы. Сакраментальное «красота спасет мир» в тексте проходит именно через боль, страдание и смерть всех героев и танец делает всех счастливыми.

Кислова это своеобразное колесо Сансары раскручивает до эмоционального предела, из всего набора философских и сюжетных кунштюков Вырыпаева оставив только лишь один — собственно сам танец. Как страсть, как сконцентрированный сгусток энергии. Помогает режиссеру в этом давний партнер «Ильхома» музыкант и композитр Артем Ким и сценограф Мария Сошина, придумавшая для спектакля белые п-образные конструкции.

В какой-то момент конструкции невольно превращаются в подобие рамок-детекторов контроля, через которые протискиваются актеры: полностью избавившись от текста, они начинают говорить на сцене только лишь языком тела. Недавние студийцы в этом качестве особенно хороши — заполняя бесконечными танцевальными жестами и движениями все пространство небольшой сцены «Ильхома».

За остатки драматургии в новой постановке отвечают их маститые коллеги — Борис Гафуров и Марина Турпищева с Ольгой Володиной. Но их мастерства не достаточно, чтобы двигать сюжет. Потому что танцевальному спектаклю сюжет совершенно не требуется. Пожалуй, лишь только реплики медсестры (Юлия Плакида) с одной и той же просьбой подписать какие-то бумаги, касающиеся только что умершего пациента, слегка притормаживают танцевальное действие, но только для того, чтобы через пару секунд вновь заполнить им пространство.

В октябре в «Ильхоме» французский музыкальный режиссер Антуан Жинт поставил спектакль «Людка», где смешение стилистики современной драмы и сплошь разговоров о танго оставили после просмотра весьма противоречивые чувства — настоящей энергии танца зрители так и не почувствовали. В «Танце Дели» маятник творческих исканий качнулся совершенно в обратную сторону.

Теперь не жалуйтесь — в репертуаре коллектива есть спектакль-танец. При желании и минимуме фантазий каждый зритель может примерить созданное действо на любой хрестоматийный сюжет мировой драматургии. Зачем для подобного универсализма понадобилась столь многослойная пьеса Вырыпаева не ясно вовсе. Не для того же, чтобы, к примеру, вспомнить классическую формулу Достоевского. Для этого и оригинал вполне подойдет.