Два Георгия в одном концерте

Актер театра «Ильхом» Георгий Дмитриев продолжил удивлять поклонников своего
вокального мастерства. На смену декадентскому репертуару Александра Вертинского пришла лиричность Георгия Свиридова. Исполнение романсов знаменитого тезки-композитора прошло с запланированным успехом.

Театр «Ильхом» по-своему борется с кризисом. Для той аудитории, что предпочитает театру концерты, коллектив Марка Вайля устроил такой концерт — в своих стенах и своими силами. Причем вся эта сила наиболее ярко концентрируется в силе голоса одного актера — Георгия Дмитриева.

Те, кто хотят польстить Георгию, сравнивают его колоритный бас с голосом молодого Шаляпина. Конечно же, самый очевидный козырь его отнюдь не в этом, а в объеме и зычности голоса. Свой прошлый музыкальный сезон в «Ильхоме» Дмитриев пропел в мыслимом образе Пьеро-Вертинского с его меланхолической музыкальной капелью, придающей репертуару элегичность ломающегося мира начала XX века.

И на этот раз выглядевшая поначалу нагловатой стилистика афиши (против фамилий исполнителя и автора было вписано одно имя) оказалась вполне оправданной. Без форсирования и вообще без особых, кажется, усилий со стороны актера «Ильхома» его голос способен звучать стенобитной мощью, и с точки зрения музыкального результата этим Дмитриев на прошедшем концерте воспользовался весьма уместно.

Как бы не настраивали анонсы концерта на актуальность произведений Свиридова, музыкальные критики в один голос признают — сочинения русского композитора сейчас не в ходу. Последний всплеск мирового интереса к Свиридову школы возник в середине 90-х и был связан с песенной программой Дмитрия Хворостовского, которую он самоотверженно исполнял во всех уголках мира.

Возможно, Свиридова исполняют все реже потому что, как отметил ташкентский композитор Артем Ким, открывающий концерт, — это музыка от сердца, без лишней патетики. А быть может потому, что в творчестве композитора есть то, что является главными ориентирами современного авангардизма: индивидуальный фирменный язык, сочетание духовности и салонности. И это сочетание не всегда удается выразить полностью. Единственный способ сделать Свиридова современным в сегодняшние дни — найти для него новый исполнительский стиль. Дмитриеву отчасти это удалось благодаря двум составляющим — вокальных достоинств и артистического имиджа.

Аффекты подразумеваемых образов в исполненных романсах — очень идут актеру. Здесь и приглушенное сердечное трепетание произведений Лермонтова («Они любили друг друга»), и укутанная Свиридовым в этакие колокольно-православные звуки поэзия Есенина («О верю, верю, счастью есть!»), и уже знакомый с декадентами Блок («Невеста»). Это те образы, с которыми, как видно, ему работать легко и приятно. Именно приятно: потому что, в большинстве номеров от утрирования и ломания драмы Дмитриев в концерте воздержался.

В этом смысле реноме Дмитриева, впитавшего остатки традиционной советской вокальной школы, выглядело выигрышно в те моменты концерта, когда он попытался пробить «дыру» в благостном исполнении романсов Свиридова в стиле «а ля рус». И в такие моменты даже пресловутый «березовый» задник сцены, оформленный под исполнение таких произведений, не смог помешать превратить концерт в китч.

Впечатление подтвердилось, когда актер мастерски исполнил романс «Финдлей» на слова Роберта Бернса. Здесь Дмитриев мобилизовал все свое мастерство, и номер, прозвучал с индивидуальным заново найденным обаянием. А вот бис оказался вполне традиционным — актер спел «Русскую песню», подытожив концерт очередной демонстрацией своих самых запоминающихся сильных вокальных сторон, и публика, пришедшая впитывать проверенную харизму актера, наградила Дмитриева шквалом оваций. Такое исполнение должно в итоге понравиться и традиционному поклоннику таланта актера и заумному критику, пришедшему приоткрыть неизвестные нотки его вокального мастерства. Будем надеяться, что актер рассчитывал и на то, и на другое.