Когда в притче нет воды

Всегда интересно, когда известный человек пробует себя в чем-то новом. Например, ведущий актер театра «Ильхом» Антон Пахомов становится режиссером. Поставленная им повесть-притча популярного ташкентского автора Сухбата Афлатуни «Глиняные буквы, плывущие яблоки» стала первой премьерой нового сезона театра Марка Вайля. Сочетание стилизованного языка оригинала и ряда сценических находок избавили почти трехчасовое действие от финальной зевоты.

«Сухбат Афлатуни» переводится с арабского как «Диалоги Платона». Такой псевдоним выбрал себе 37-летний Евгений Абдуллаев, ташкентский философ и поэт. Его стихи, эссе, повести неоднократно публиковались в периодике, претендующей на звание хедлайнеров интеллектуальной жизни постсоветского пространства. Дебют автора в большой форме оказался сверхудачным — «Ташкентский роман» принес Евгению-Сухбату в 2005 году главный приз «Русской премии», созданной для поддержки сочинителей из стран СНГ, пишущих по-русски. Именно в «Ташкентском романе» широкий читатель смог познакомится с оригинальной языковой стилистикой автора — вкраплением узбекских присловий в русский язык. Все эти «кирпичи-шмирпичи», так органично вплетенные в сценическое пространство и речь актеров театра «Ильхом», стали фирменным знаком самых удачных постановок Марка Вайля. Немудрено, что его ученики продолжают идти проторенной дорогой.

Антон Пахомов, более всего запомнившийся зрителям театра в роли Симона в «Братьях и Лизе» и Усто в «Радении с гранатом», долго подбирался к своей первой полноценной режиссерской работе. Три года участия в Лаборатории молодых режиссеров Центральной Азии и Казахстана, сооруженной Вайлем незадолго до гибели, затем сценические импровизации с текстами современных немецких и швейцарских драматургов. Время, потраченное на обретение постановочных навыков, не прошло зря.

«Глиняные буквы.» — причудливая, трагикомичная история, исполненная тайного волшебства и восточной метафоричности. Очаровательное нахлобучивание узбекской «тюбетейки» на русскую речь в повести, помноженное на достоверность актерской игры выпускников шестой школы-студии театра — все это стремится к почти библейскому размаху. Герои — обитатели затерянного во времени и пространстве узбекского села. Полная и неиссякаемая засуха, проникающая в души и тела. Кажется, само время остановилось — водяное колесо, установленное на сцене замерло навсегда. Музыкальный ряд, напоминающий аутентичный саундтрек к данелиевской «Кин-Дза-Дза». Один раз в год мертвое место оживает — в древней мечете, приспособленной под коллективное избавление от «грязи и соплей», происходит банный день. Вестником возможных перемен и появления воды приходит в село Новый Учитель, который бросает вызов авторитаризму Председателя, сына мифического Отца-Саранчи. Учитель находит на стенах бани магический алфавит, складывает из них молитву и по соседству с селом раскидывается спасительное озеро.

Как и подобает произведению, претендующему на тяготение к традициям русской словесности, в притче много «цитат» из классики. Это и яблоневый сад, выросший и погибший, как и его литературный проотец — вишневый. Это и сакраментальное «порок художественен, а добродетель пресна», которое трансформируется в более пространное — «Зло побеждает добро, потому что зло сильнее, умнее, красивее добра, но происходит чудо, и зло оказывается в убытке.

Как и подобает законам сценического ремесла, отрицательные образы в постановке получились намного ярче и рельефнее. Георгий Кобылин (Новый учитель) растворился на сцене оставив зрителям на память только загадочную улыбку «чеширского котика» и несколько пространных цитат. Чего не скажешь о Вячеславе Цзю, сыгравшим не только Председателя, но и, по всей видимости, свою главную роль за все время работы в театре. Безусловно, актеру помогла его фактурность. В стремлении показать неприкрытый цинизм, Цзю не нажимает на голос, не гримасничает, слегка комикует — перед зрителем обыкновенное, ежедневное зло не лишенное обаяния, со своим бизнес-планом, четко расписанным в деловом ежедневнике.

Еще одна удачная актерская находка Пахомова — Сейдулла Молдаханов играет Старого Учителя по всем правилам театра представления: смешно копирует его неспешную походку и сутулость, точно подмечает неловкую стариковскую жестикуляцию тростью и движение рук, в которых звонок-колокольчик в одну секунду может превратиться в гранату.

Молодой режиссер оказался довольно искусным мастером драматических коммуникаций, местами превращая повествовательную структуру текста повести в яркую разговорную речь. В условиях малой сцены сценограф Василий Юрьев придумал динамичное пространство, установив «бесконечные» ступени, по которым перемещаются актеры во время всего действия.

Произведения, подобные повести Афлатуни, можно было поставить так, что зал будет хохотать. А можно погрузить его в философские размышления. Если придерживаться данной схеме, в своем режиссерском дебюте Антон Пахомов, выбрал среднюю дорогу — где-то зал прыскает, где-то ерзает и отмахивается от необходимости настроится на серьезный лад, посматривая на часы. Несколько поиграв в социальную ангажированность, ученик Вайля все-таки не потерял по дороге саму суть повести-притчи. Основной конфликт: нежности и грубости, утонченности и вульгарности, культуры и цивилизации — задан сразу и выдерживается на протяжении всего спектакля. «Глиняные буквы…» студийцы играют без студенческой эйфории от самого факта пребывания на сцене и беспрестанной самопрезентации актеров, которая обычно делает спектакли выпускников театральных школ событиями местного масштаба. Новое поколение созрело, «Ильхом» собирает свой урожай в яблоневом саду.